Малая Родина
НОСТАЛЬГИЯ
Лет семь или восемь не был я в родном совхозе. И не сказать, что он далеко от Лисаковска – Камыстинский район. Но никак не получалось решить «транспортный вопрос»: до райцентра-то еще можно добраться, а как дальше? Автобусные маршруты в наш совхоз закончились вместе с советской властью. И с тех пор каждый эту проблему решает, как может. А если не может, то, соответственно, и не решает.
И до того довела меня ностальгия, что совхоз уже стал мне сниться по ночам: то я возвращаюсь домой закоулками из детского сада, то иду по улице в школу, то гуляю за садом вдоль котлована.
И ведь какой был совхоз! Не скажу, что лучший, но один из лучших в районе. Школа, Дом культуры, стадион – но это было у всех. Помимо этого – современный двухэтажный детский сад, центральное отопление, водопровод зимний (в квартирах) и летний (для полива огородов), начинали строить огромный двухэтажный магазин…
Помню, в начале восьмидесятых годов мы вместе с сыном директора совхоза ехали на машине в Кустанай и возле Рудного подобрали на трассе гаишника. Узнав, что мы из Камышнинского района (так он в то время назывался), он нам сказал чуть ли не с восхищением: «У вас там есть совхоз Фрунзе. Так, говорят, там дети не только на мотоциклах, но на машинах за коровами ездят».
На всякий случай мы не стали ему говорить, что мы из Фрунзе, но слова гаишника меня удивили. И знаете, чем именно? Я удивился тому, что кого-то это удивляет. Ну, ездят – и что в этом необычного? Коль имеется транспорт во дворе, то не пешком же за коровой ходить!..
«ПОТОМ ПРИШЛА ВОЙНА, РАЗРУХА»…
А дальше – а дальше, как в стихотворении Пастернака: «Потом пришла война, разруха». Войны, конечно, не было, но вместо нее были сначала перестройка, а затем и независимость. И многое в совхозе изменилось. Естественно, я знал об этих переменах и раньше и даже сам застал их начало. Но теперь еще и увидел, насколько далеко все зашло: случилась-таки оказия побывать на своей родине.
К моему большому удивлению, в поселке есть почти новый ФАП – фельдшерско-акушерский пункт. Какое-то время на совхозных полях хозяйничала фирма из западного Казахстана. Проблемами совхоза она не занималась, и было изначально понятно: фирма пришла на небольшой срок и лишь для того, чтобы «снять сливки». Но один из ее управляющих ФАП открыл. И вскоре после этого управляющим быть перестал. За ФАП ли или по другой причине его «ушли» – об этом история умалчивает.
Сохранилась школа. Здесь же находится детский сад и совхозный акимат. В кабинет к акиму я зашел, разумеется. Да и как не зайти, если с нынешним акимом мы некогда играли за совхозную футбольную команду? Еще и сделал ему шуточное замечание: «Почему в кабинете висит портрет только первого президента, а нынешнего – нет?» Но на подобные провокационные вопросы можно отвечать только шуткой: «Так надо, Семен Семеныч!»
И действительно: зачем в одном кабинете сразу два портрета? У кого вы подобное видели?
Кстати, школа стала выглядеть даже лучше, чем в мое время. По крайней мере, внешне. Внутренне же все гораздо хуже. Если во времена социализма здесь насчитывалось чуть ли не 400 учеников, то теперь – только 20. Пишу словами, если кто-то заподозрил опечатку – двадцать.
Из-за малого количества учащихся школу каждый год обещают закрыть, но пока что не закрыли. Многие сельчане уверены: закрытие школы и станет последним гвоздем в крышку гроба поселка.
Конечно, сохранилось и, конечно же, значительно разрослось поселковое кладбище. И как ты здесь не вспомнишь строчки Пушкина: «Два чувства дивно близки нам, в них обретает сердце пищу: Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам».
РОДНОЕ ПЕПЕЛИЩЕ
А все остальное в поселке – «родное пепелище». Количество жителей сократилось раз в десять. Разъехались, кто куда: Лисаковск, Рудный, Костанай, Россия, Украина, Германия, далее – везде. Но все-таки человек 300 еще живет в поселке.
Остались лишь те, у кого нет денег на переезд. И еще те, кто уезжать не хочет.
Рассказывали мне, как дети забрали в Россию свою мать, но через год она вернулась. И сказала, что больше никуда не поедет: здесь провела всю свою жизнь, здесь и умирать.
Работы в поселке практически нет. Фирма из западного Казахстана уже завершила свою деятельность и отбыла восвояси. Есть пара-тройка крестьянских хозяйств, но очень и очень маленьких. Да и работа там сезонная. Так что самыми богатыми людьми, которым многие завидуют, считаются педагоги. Во-первых, стабильная зарплата. И, во-вторых, какая зарплата! Во всяком случае, в представлении сельчан.
Правда, недавно несколько гектаров поселковой земли взял известный в Костанайской области руководитель крестьянского хозяйства. Мне рассказывали, что люди на собрание шли с большой надеждой: теперь начнется возрождение села! Но руководитель сразу же расставил точки над «i»: «Проблемы вашего поселка меня не интересуют, социалкой заниматься не собираюсь. Мне нужны только земля и рабочие руки».
В общем, люди выживают, как могут. Кто-то держит хозяйство, но уже не в тех объемах, как при социализме: в основном куры, утки, гуси и крупный рогатый скот. От свиней многие отказались, потому что тонна отходов стоит 60 тысяч тенге. Как раз прокормить в год одну свинью. Продашь мясо – тысяч 120, наверное, заработаешь. Итого чистый доход – 60 тысяч, не считая своего труда. Но стоит ради этого вкалывать целый год? Держать только для себя? Но зачем? Мне мой бывший коллега сказал: «Я на эти 60 тысяч столько мяса могу купить!»
К слову, в советское время даже не за одну тонну, а за целую машину отходов просили… бутылку водки. Нелегально, разумеется, но руководство совхоза на такую торговлю закрывало глаза. А если кто-то приходил зимой к директору совхоза, чтобы честно выписать отходы, то директор мог еще и спросить: «А во время уборки ты чем занимался и почему не подумал об этом?»
Теперь вы понимаете, почему сегодня такое дорогое мясо и почему цена на него будет только расти?
А вот почему такой дорогой хлеб, не понимают и сами сельчане. Не раз я слышал фразу: «Сами пшеницу выращиваем, а хлеб у нас продают за 120 тенге!»
Чтобы уже закончить «пищевую тему»: питьевая вода в поселке – из опреснителя, который находится на краю села. Цена символическая: 1 тенге за 1 литр. Но ведь ее еще надо привезти домой! И если нет у тебя машины или друга с машиной, то бесплатно тебе вряд ли помогут.
Вот даже сравните: от поселка до райцентра напрямую – всего 35 км. Автобуса, как я уже сказал, нет, хотя в советское время он ходил два раза в день. Сейчас – только на машине: договариваешься и едешь. Цена – 4 500 тенге.
Даже и удивительно: откуда у людей, не имеющих работы, такие деньги? А клады ищут! И я сейчас, поверьте, не шучу. Один умелец делает и продает людям металлоискатели. А люди с их помощью ищут под землей металлолом и продают его. Спрос есть. Хорошие деньги можно заработать, сказали мне. Но опять же, хорошие деньги – по поселковым меркам.
А куда людям деваться? Как справедливо заметил герой фильма «Особенности национальной охоты», жить захочешь – не так раскорячишься.
Но зато природа вплотную подошла к селу. Среди бела дня в центре поселка я увидел выскочившую из какого-то двора лису. Я уж грешным делом подумал, что кто-то разводит лис. Нет, говорят, это они из степи приходят. В поселке же развились барсуки, появились на котловане ондатры, которых раньше мы и в глаза не видели. Природа возвращает себе то, что когда-то человек у нее отвоевал.
А брошенные и разваленные дома зарастают деревьями …
К фундаменту старого детского сада, в который я еще сам ходил, надо продираться сквозь кустарник. На месте нового детского сада – строительный мусор. На месте дома быта – тоже фундамент. Дом культуры – только стены, которые представляют опасность. По хорошему их бы надо убрать, но кому этим заниматься? Двухэтажная наша контора пока еще полностью не разрушена – стоит заброшенная и с выбитыми окнами. Но зато напротив нее – покрашенный памятник Михаилу Васильевичу Фрунзе. Это постарались те, кто находится на общественных работах – надо же и им чем-то заниматься! Сад давно вырубили на дрова. Про больницу уже и не вспоминают – она стала первой жертвой перестройки. Мой друг, учитель, мне говорит: «Рассказываю детям на уроке, что в совхозе была больница, а они удивляются: а где она стояла?»
Находясь в поселке, я подумал: лет через двадцать-тридцать, когда не останется здесь ни одного жителя, все зарастет деревьями и кустарником. Случится вдруг какой-нибудь путник мимо – вот удивится оазису в глухой степи!
И хорошо, что хватило ума не написать на улицах какой-нибудь современный лозунг типа «Рухани жаңғыру» или «Процветающий Казахстан». Или, может быть, такие надписи там есть, но я их просто не видел?
ПРОШЛОЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ
Одну только перемену к лучшему я и заметил. Началось все с того, что я обратил внимание на велосипед, который кто-то беспечно прислонил к стене школы. А хозяина не видно.
«А кто его возьмет!» – ответили мне на мое удивление.
Вот уж поистине – прошлое возвращается! Ведь было же нечто подобное во времена моего детства! В семидесятые годы люди, уходя днем из дома, на ключ его не закрывали, а подпирали дверь газовым баллоном. Знали: увидят, что хозяев дома нет, не зайдут.
После перестройки замок уже вешали даже на сараи. Да и то были случаи: утром смотришь – замок висит. А коровы в сарае нет.
Теперь же снова все вернулось на круги своя: когда хозяева из дома уходят, под дверь ставят палку или веник. Тем самым обозначая: заходить не надо. И никто не заходит.
Есть несколько домов, оставленных хозяевами: уехали, а продать не смогли. И в этих домах почти все имущество: мебель, ковры. Не воруют!
БЕСПЕРСПЕКТИВНЫЕ СЕЛА
Но только нужно ли радоваться этим переменам на фоне всех остальных? Мой одноклассник, который в эти же дни тоже был в поселке после многих лет отсутствия, на своей странице в социальных сетях написал коротко: «Был во Фрунзе. Все очень плохо». Но ни одной фотографии не выставил. Горько и больно было это все фотографировать.
Вот и мне снился совсем другой совхоз: тот, каким он был раньше. И которого больше нет. А если он приснится таким, каким стал теперь, то это уже не сон. Это кошмар.
И еще можно было бы с этим как-то смириться, если бы подобная ситуация была только во Фрунзе. Но так, а то и хуже живут (или правильнее сказать – доживают) многие села Камыстинского района. Да и только ли Камыстинского? Оглянитесь вокруг, посмотрите не затуманенным бравурными маршами взглядом: имя им – легион. Это после Великой Отечественной войны сумели восстановить разрушенные села и города. А вот эту разруху восстанавливать никто и не собирается.
В нынешнем Казахстане подобным населенным пунктам уже подобрали и подходящее название: «бесперспективные села». Хотя я бы назвал это иначе: бесперспективные хозяева, которые и довели села до такого состояния.
Мой друг, который все еще живет в поселке, но уже хочет уехать, сказал мне такие слова: «Когда наши отцы и матери ехали по комсомольским путевкам на целину, то разве о таком светлом будущем они мечтали?»
Олег ПОЛИВОДА