Рассказ
Олег ПОЛИВОДА
Продолжение.
Начало в №№21, 24.
3
Как бы там ни было, но я сильно пожалел о своей нерешительности, потому что Юра своё слово сдержал: за несколько дней до фестиваля рядом с нашим совхозом, за котлованом, в чистом поле приземлился АН-2. Я сначала не придал этому значения, потому что «кукурузники» к нам иногда залетали для сельскохозяйственных нужд – опрыскивать кукурузу, так сказать. Но вслед за ним строем пролетели спортивные самолеты, которые и должны были продемонстрировать невежественным сельским жителям, что есть высший пилотаж.
И высший пилотаж начался уже с первых дней: почти постоянно в воздухе находился один какой-нибудь самолет. Особенно заметен был небольшой юркий самолетик с неприятным, резким звуком мотора. Летал он всегда так низко, что, казалось, посшибает все телевизионные антенны, торчавшие над крышами домов, или, того хуже, спикирует и врежется в крышу дома твоего. Утки во дворах поднимали испуганный крик, а собаки дико лаяли и срывались с цепи.
Приземлялся один – и тут же появлялся другой. Казалось, они вели постоянное дежурство в небе, напоминая: «Мы здесь! Мы вам покажем, что такое высший пилотаж! Это совсем не чепуха!»
Летал и дельтаплан с мотором, но чуть в стороне от совхоза, над строящейся птицефабрикой, на которой собирались разводить уток и которую А.Ф. решил почему-то разместить в другой стороне от котлована, вдали от воды, но летал недолго: однажды мотор заглох, и дельтаплан спикировал вниз. Падение смягчили провода, которые успели натянуть, но еще не провели электричество, так что летчик остался жив, отделавшись переломом руки.
И такое поведение летчиков начинало раздражать: да что они там, совсем нас за людей не считают? Прилетели – так сидите тихо, пока вас не позовут!
Эти летчики представлялись мне людьми гордыми и самовлюбленными, презирающими всякий труд, кроме своего. Наверное, с простым смертным учителем и разговаривать не пожелают. Конечно, что еще можно чувствовать, имея единственного друга – холодное и неприветливое небо! Опасный друг, стерегущий каждую твою ошибку и мстящий за нее беспощадно. Я понимаю эту страсть. Может быть, я чувствовал бы то же самое, будь я летчиком. Но я не летчик. Да и вообще много на свете других полезных профессий!..
Поэтому на футбольном поле во время тренировки, когда самолет настырно кружил над нами, то ли наслаждаясь нашей игрой, то ли нам предлагая насладиться его виражами, я пошутил – неудачно, должен признать:
– Жаль, что нет пулемета! Я бы сбил эту цель!
– А чего так? – спросил капитан команды, усмехнувшись. – Чем он тебе помешал?
– Шума много! А пользы никакой!
– Почему же никакой? В спортзале уже запись идет на прыжки с парашютом.
– А всех записывают? А много желающих? А врач там осматривает?
– Желающих много! А врача нет, они там сами давление измеряют!
– А ты записался? – спросил я.
– Нет, – ответил капитан, снова усмехнувшись. – Не хочется как-то. Мне футбола хватает.
Записаться? Но там измеряют давление, а оно у меня всегда было повышенным. Не возьмут – скорее всего, не возьмут! Значит – крест. Забыть!
Но забыть оказалось не так-то просто. Через два дня почти все мы, зеваки, стояли возле своих домов, задрав головы и глядя в небо. А в небе кружил АН-2. Все ждали. Сегодня должны были прыгать наши. Фамилии «местных десантников» передавались из уст в уста, от дома к дому. Среди них были старшеклассники и даже старшеклассницы.
– Сейчас пойдут, – сказал сосед.
Самолет, как показалось, завис. Жутко чернела раскрытая его дверь. Каково тому, кто стоит у этой двери?
– Пошли!
От самолета отделился человек, похожий по размерам почти на муравья, и тут же за его спиной раскрылся маленький парашютик. Секунда, две…
– Ой, мама! – сказала какая-то женщина.
И вдруг маленький парашютик устремился вверх, парашютист провалился в яму, а затем над ним раскрылся белый купол. И человек облегченно раскачивается на стропах где-то высоко в небе, а мы стоим внизу и смотрим.
Потом пошел второй, третий, четвертый… И если парашют долго, как нам казалось, не раскрывался, мы замирали и ждали, затаив дыхание: ну же! Давай! Раскрывайся!
И вслед за тем привычная уже картина: человек, провалившись, летит вниз, но тут же над ним – большой белый купол.
Самое страшное, подумал я, этот провал, когда раскрывается большой парашют, когда думаешь, что уже всё, конец, не раскрылся, черт возьми! Но в ту же секунду какая-то неведомая сила подхватывает тебя, и сила эта – парашют!
– Смотрю я на них и зависть берет, – сказал сосед. – Если бы не мои годы, сам бы, наверное, прыгнул!
– Да. – подтвердил я, чтобы хоть что-то сказать.
– А ты не с ними? – спросил он, кивнув на небо. – Не будешь прыгать?
– Нет. Я прыгать не буду.
– Страшно?
– Пожалуй, не страшно. Здесь-то не страшно, а там… Не знаю!
– Да, там совсем другое дело. Конечно!
– Я просто не записался почему-то. А хотелось бы!
– Так, наверное, еще не поздно?
Наверное, уже поздно. Раньше надо было думать! Послезавтра открытие фестиваля, потом два дня соревнований – и конец. Поздно.
4
Прыгали и на следующей день, но уже прямо над стадионом: ветром парашютистов относило за котлован в поле.
Я сидел на футбольном поле и наблюдал за этими прыжками. Вдруг от одного парашютиста отделилась маленькая точка и полетела к земле. Я наблюдал за нею и вскоре понял, что это мотоциклетный шлем. Он упал недалеко от меня, но вот что самое удивительное – не развалился пополам, хотя упал с такой высоты. Были ли на нем трещины, я не знаю. Кто-то поднял этот шлем и унес.
А по совхозу и без того уже пошли разговоры, все только и судачили о наших парашютистах. Говорили, что музыкальный руководитель нашего совхоза отправился прыгать вместе с женой, и жена его прыгнула, а он – нет, испугался в самый последний момент.
Ну, не прыгнул и не прыгнул, мало ли у кого какие фобии, я вот, например, змей боюсь, но никто не знает об этом, потому что вблизи нашего совхоза змеи не водятся. Но ведь люди выдумывали разные пикантные подробности: дескать, наш музыкант лично вытолкал жену из самолета, а сам струсил!
Еще рассказывали, что наш главный школьный хулиган, девятиклассник, постоянно крутился возле самолетов и приставал к летчикам, просил (даже не просил, а требовал!) разрешения на прыжок. Ему поначалу отказывали: мал еще! Но настолько он достал летчиков, что те надели на него парашют, подняли в небо и выбросили из самолета. Потом он, приземлившись, целый час лежал в канаве и блевал.
Была в этих разговорах доля истины, но сплетен и злопыхательства гораздо больше. И сплетни, я думаю, распускались из зависти: вот почему они в небе, а я на земле?
Вот и я был на земле и, хотя сплетни не распускал, а только их слушал, тоже ужасно завидовал. Но вдруг на улице от услышал подсказку: Вовка! Мой лучший друг детства Вовка! И, что самое главное, – родной брат Юры! Он, оказывается, тоже здесь по случаю фестиваля. Позвонить? А почему бы и нет? Хотя и разошлись давно наши пути, но старая дружба не забывается. Или забывается?
Но я позвонил. Привет! Как дела? Слушай, поговори с Юрой. Так прыгнуть хочется! Как думаешь, еще не поздно? Думаешь, нет? Что? Слишком много желающих? Так я ведь не абы кто, сколько лет дружили! Так ты поговоришь? Спасибо, друг!
Второй шаг в этом направлении, по этой зыбкой почве, которая мало оставляет надежды: мой друг и коллега, преподаватель труда и черчения Вася, Василий Петрович, как его называли ученики, тоже мечтает прыгнуть. И вроде бы, сказал он мне, летчики набирают еще одну группу, завтра последние прыжки, а запись идет у председателя профкома. И он, Вася, уже записался, хотя надежды мало, слишком много желающих. Слушай, так ты и меня запиши, а то я с профкомом не очень общаюсь! Идет? А я, ежели что, через Юру действовать буду!
Второй день фестиваля. Утром (в семь часов утра!) играли полуфинальную встречу. Почти без зрителей – кто поднимется в такую рань, к тому же нахлеставшись с вечера пива? Наши соперники забили нам три гола, мы тоже три, но два из них в свои ворота. Полный разгром! Покидали поле под свист зрителей, которые все-таки подошли к концу матча. Конечно, они не видели всей игры, не знали, как близки мы были к успеху, как при счете 1:2 я головой перекинул мяч через вратаря, кто-то даже закричал раньше времени «гол», но мяч попал в перекладину, ударился о землю, а затем защитник выбил его куда подальше. А голы в свои ворота мы поднасобирали уже к концу встречи, когда ринулись отыгрываться.
Трибуны свистели, и только верный мой друг Вася, Василий Петрович, поджидал меня с несколькими банками пива.
– Не буду, – сказал я. – Вечером играем за третье место.
– Ну, чуть-чуть можно!
– Разве что чуть-чуть. Пошли ко мне домой.
Выпили по стакану, выпили по второму. Вася и без того не обходил стороной пивную бочку у стадиона, а потому был уже подшофе.
– Это я с горя, – объяснил он. – Смотрел, как вы проигрываете … и вот…
И тут не поспоришь, нечего возразить: не только дворовый, но и большой наш футбол кого угодно доведет до пьянства. Вася, впрочем, не был азартным болельщиком, а потому не особенно я ему и поверил.
– Ну, да, рассказывай! Было тебе дело до футбола! Что там наш профком? Что сказал?
– Не видел я его! Да и черт с ним!
– Может, Юре позвонить?
– А позвони! Почему бы и нет? «Позвони мне, позвони! Позвони мне, ради бога!»
Я всегда (интуитивно, из гордости) придерживался булгаковского принципа: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас!» – но тут вдруг сразу решился.
– Ладно! Позвоню! Только вряд ли его теперь дома застанешь!
Но я вдруг попал в полосу везения: Юра был дома.
– Привет, – сказал я. – Вова говорил с тобой?
– Это чтобы прыгнуть? Ну, говорил!
– И как, Юра? Можно?
– Как мне все надоели! Пообедать спокойно не могу! Каждую минуту звонят!
– Значит, нельзя?
– Ладно, приходите к интернату, где летчики живут. Там и будем решать, что с вами делать. Понял?
– Понял?
– Тогда все.
Проблеск надежды. Неужели?
В нашем совхозе был интернат, в котором, когда шли школьные занятия, жили дети со второго отделения нашего совхоза, с дальнего отделения. Но во время школьных каникул он пустовал. В него и поселили летчиков из Ульяновска. Надо и нам туда идти!
Вася сразу засуетился.
– Как же так? А мы в таком состоянии, после пива! Да если бы я знал! Пошли скорее! Нет, стой! Выпьем на дорожку! За удачу!
– Нет. Если идем, так идем.
А на улице мы встретили еще одного нашего друга и коллегу, учителя географии Юрия Ивановича Беседу. Он сразу уловил запах пива, который от нас исходил, – запах зависти. И поинтересовался, щелкнув себя пальцем по горлу:
– Вы куда? Третий нужен?
– Мы идем прыгать с парашютом! – гордо объявил Вася.
– И я с вами! Я тоже хочу!
Надо же! А ведь я раньше думал, во время того памятного разговора, что мало у нас наберется рисковых людей, а тут – почти весь совхоз!
Поти
Продолжение в следующих номерах.