Возвращение домой

Рассказ

Продолжение. Начало в №22

 

***

Лет, может быть, через пять после их отъезда мы были в гостях у дяди Феди. Рядом с поселком, в котором он жил, был город, названный в честь известного полководца. И не город даже, а так – маленький городок. Один раз мой двоюродный брат Вася, недавно вернувшийся из армии, свозил меня туда на велосипеде.

В городе Вася купил мне игрушечный пистолет с пистонами, но стрелять на улице не разрешил, затем напоил газированной водой из автомата, а сам занял очередь к автомату с пивом. Первый и последний раз в своей жизни я видел автоматы с пивом!

Обратно мы ехали мимо кукурузного поля, и Вася наломал кукурузных початков. Я тут же попробовал кукурузу – ее вкус мне понравился.

— Сырую кукурузу есть нельзя, — сказал Вася, но початок отнимать у меня не стал.

— Почему нельзя? – спросил я.

— Вредно!

И есть сырую кукурузу мне тут же расхотелось. Я был мнительным мальчиком.

И вот в этом маленьком городке жила тетя Наташа.

Дядя Федя спросил у мамы, когда мы только приехали:

— Мила, а ты не хочешь встретиться с Наташей? Я позову ее!

Мама ответила: нет.

Когда же мы уезжали, дядя Федя и Вася провожали нас на вокзал. И мы проходили мимо дома, в котором жила тетя Наташа.

— Может, зайдем? – предложил дядя Федя, но мама снова отказалась.

Но Вася, сказав нам «подождите», побежал к дому тети Наташи.

Обратно вместе с Васей прибежала, запыхавшись, Люда – стройная, веселая и очень красивая девушка.

— Мамы дома нет, — сказала она и опустила глаза.

Мне Люда подарила несколько значков, я как раз в то время собирал значки. Моей старшей сестре Вале – красивые открытки, которые позже перешли в мою собственность. О чем-то она поговорила и с мамой.

А еще лет через десять, уже в совхозе я увидел, как по нашей улице идет незнакомая женщина с чемоданом. И неожиданно она подошла к нашей калитке.

— Как ты вырос! – сказала она. – Не узнаешь? А ведь я твоя тетя – тетя Наташа!

Увидев тетю Наташу, мама ахнула.

— Так неожиданно! Хотя бы телеграмму дала! – только и смогла произнести мама.

И они обнялись и расплакались. И никто словом не упомянул про старые обиды.

Я теперь думаю: а вдруг мама ждала свою сестру все эти пятнадцать лет.

 

***

Я был не только мнительным, но и капризным ребенком. Думаю, нелегко приходилось моим товарищам со мной в наших детских играх. Впрочем, в детстве мы все не ангелы, у всех свои причуды: тот драчун, этот ябеда, а третий вообще на всякие подлости горазд…

В детстве, например, я не умел пить таблетки: лишь возьму ее в рот, как сразу выплевываю – горькая! Поэтому мама раздавливала таблетку, превращая ее в порошок, добавляла в столовую ложку немного воды и меда – и лишь после этого я принимал лекарство.

А болел я часто. Или, быть может, не столько болел, сколько считал себя больным. И требовал, чтобы меня лечили. И мама, разумеется, лечила меня. Я еще удивлялся: откуда она без врача разбирается в таблетках?

Но иногда случались со мной неприятности и похуже. У нас был мотоцикл «Урал», и отец во дворе нашего дома построил деревянный гараж для него. А сверху над воротами отец сделал длинное и узкое окошко, которое почему-то так и не застеклил. Или, может быть, он и не собирался его стеклить, потому что низ этого окошка был своеобразным – плоская и неширокая доска. И зачем-то отец положил туда двуручную пилу. Как будто в гараже ей места не хватало!

По воротам и через это окошко я легко пробирался в гараж, тем более что там часто закрывали нашу собаку. И вот как-то раз я в очередной раз оказался в гараже, но, спрыгивая, задел пилу. И она упала мне на левую руку. Небольшой шрам от пилы у меня остался на всю жизнь.

Было много крови, было много крика. Мама мазала мне руку чем-то, что останавливает кровь. Потом наложила тугую повязку.

Но каким же чудесным оказался дальнейший тот день! На всю свою жизнь я запомнил его: отец посадил меня в кабину своей грузовой машины и повез в поле. Там его поджидали другие мужчины.

Они расстелили на земле газету, достали закуску и водку. Светило яркое солнце, и было весело: все мне сочувствовали и спрашивали о моем «ранении». Я чувствовал себя героем, получившим рану на фронте.

Отец подмигнул мне:

— Только маме не рассказывай, что мы пили водку! А если будет спрашивать, то скажи, что пили вино.

И когда мы вернулись домой, я маме, разумеется, сразу все и рассказал. Ябедой я не был, а просто не умел хранить тайну, особенно тогда, когда меня просили ее сохранить. Но я все-таки выполнил просьбу отца, заявив, что пили они вино, а не водку.

— А какая разница? – спросила мама и улыбнулась.

Наверное, она действительно не знала этой разницы, потому что никогда не пила. Я эту разницу тоже понял значительно позже.

 

***

А потом я сломал руку.

У нас на улице для полива огородов прокладывали трубы. Были они чуть приподняты над землей, и на них было удобно сидеть, на них можно было стоять, по ним мы ходили, изображая канатоходцев.

Вот и сорвался я с этой трубы и ударился о нее правой рукой. И половина моей руки вдруг изменилась. Когда я вытянул ее горизонтально земле, часть руки указывалав небо.

Боли я не почувствовал, крови тоже не было, и я с удивлением рассматривал свою руку. И больше меня испугалась моя сестра Валя. Она заплакала и потащила меня домой. Вслед за нею разрыдался и я.

— А мне не отрежут руку? – спросил я сквозь слезы.

— Нет, нет! – заверила Валя, но я не почувствовал уверенности в ее словах и стал рыдать еще громче.

Услышав наш крик, мама выскочила нам навстречу. И сразу поняла, в чем дело.

Отец взял у соседей грузовую машину – личных автомобилей в то время еще почти ни у кого не было – мама посадила меня на колени, и мы поехали на другой конец совхоза, к бабке, которая умела вправлять переломы.

Бабка налила в тазик теплой воды, положила туда мою руку и надавила на нее, пытаясь поставить кость на место.

Я закричал. Мама побледнела.

Бабка надавила снова, и я закричал еще громче.

— Хватит! – заявила мама и вытерла слезы. – Едем в больницу!

— Какая больница? – возразил отец. – Где мы будем врача искать? Воскресенье! Наверняка в гостях у кого-нибудь!

— Едем в больницу! – повторила мама. Если она принимала решение, то спорить было бесполезно.

Я не помню, сколько времени сидели мы в больнице, ожидая, пока отец отыщет врача. Больные выходили из своих палат и с удивлением рассматривали мою руку. Хоть какое-то развлечение для людей, которые о телевизоре только слышали, но не видели его.

А потом отец привез врача, который был заметно навеселе. Врач провел меня к себе в кабинет и стал вправлять перелом, не обращая внимания на мои крики. У него это получилось гораздо лучше, чем у бабки, тем более что мама ждала за дверью и не могла вмешаться. Затем он наложил на руку две дощечки, сверху и снизу, и перевязал их бинтом.

А на следующий день отец отвез меня в райцентр, где мне и наложили гипс. Помня нашего врача, я очень боялся ехать. Но мама поклялась мне, что теперь уже больно не будут. Но я боялся другого: а вдруг, когда снимут шину, моя рука снова сломается? Но все обошлось: и не больно, и рука не сломалась.

Вот только изначально она была вправлена неправильно, и потом уже, когда сняли гипс, на месте перелом можно было увидеть выпиравшую из-под кожи кость. Рука, однако, действовала хорошо, а со временем и этот едва заметный изгиб выправился. На детях, как и на собаках, все заживает легко и быстро.

Но все эти детские болезни, травмы и переломы – такие пустяки, о которых и говорить не стоит. Кто в детстве не пережил всего этого? Теперь только мы и помним о них. И наши матери.

Продолжение в следующем номере.

 

Олег ПОЛИВОДА