Рассказ
Продолжение.
Начало в №№22, 23
***
Пережил я в детстве и настоящую трагедию, но у кого ее не было? Это тот день, когда я узнал о смерти.
Наверное, я и раньше знал, что некоторые люди умирают. Как-то моя мама мне строго-настрого запретила подходить к белене, а где она растет и как выглядит, мне еще раньше показали старшие мальчишки.
— Почему? – спросил я.
— Девочка Аленушка съела ее – и умерла, — ответила мама.
Видимо, эта история в нашем совхозе случилась совсем недавно, если мама вдруг заговорила о ней. Но я подумал: это было очень давно и где-то далеко. А в наши дни разве может человек умереть?
И потом, когда я видел шоколад «Аленка» с нарисованной на обертке девочкой, вспоминал Аленушку, отравившуюся беленой. Мне казалось, что именно она и нарисована на шоколадке. И мне до сих пор кажется, что правильное название шоколада — «Аленушка», а не «Аленка».
Но умирают лишь некоторые люди, а разве я могу умереть? Главное, белену не есть!
Но кто-то из старших мальчишек в детском саду сказал мне, что умрут все. И даже я, после чего меня закопают в землю.
Я не поверил. Но вечером, вернувшись из детского сада, спросил у мамы, которая сидела в кухне и чистила картошку.
— Аэто правда, что все люди умрут?
— Да, — сказала она.
— И ты? – я не хотел сразу спрашивать о себе.
— И я.
— А я? – решился, наконец, спросить я.
— И ты тоже, — мягко сказала мама.
— А умирают навсегда?
— Да, умирают навсегда.
Лампочка вдруг погасла у меня над головой, хотя продолжала гореть, и пол закружился под ногами. Я до сих пор помню те свои ощущения. Больше всего меня поразило это страшное слово – навсегда. Я это не просто понял, но и почувствовал – навсегда! Меня нет и больше не будет. Черная яма. Вечность.
Много позже после меня похожие чувства пережил и мой старший сын. Меня не было в тот момент, когда моя жена так же честно ответила на его вопрос, но она мне рассказала потом: «Он так плакал!»
Я не заплакал. Но я ушел в темную комнату, хотя всегда боялся темноты, и забился в угол. Я пытался привыкнуть к смерти, понять, как это будет.
Но долго выдержать я не смог и вернулся к свету. Но эта мысль не оставила меня: «Там – навсегда!»
— Что с тобой? – спросила мама.
— Я не хочу – навсегда! – сказал я.
— Не бойся, — сказала мама и погладила меня по голове. – Не надо бояться! Ведь еще не скоро!
И я немного успокоился. Но с этим «навсегда» мне теперь предстояло жить всю свою жизнь.
***
И сколько потом раз это ощущение смерти неожиданно настигало меня! Средь бела дня, а еще страшнее, когда ночью! Поэтому я не любил ложиться спать, до последнего оттягивал минуту, не желая отправляться в постель. Ведь и сон, думал я, есть маленькая смерть.
Уже и в школу ходил – знал, но не мог поверить. И когда нам на уроке первый раз показали скелет человека, я все еще сомневался в том, что и я – я! – когда-нибудь стану таким же скелетом. Пусть и умру, но разве же могу превратиться в скелет?
Превращусь, разумеется, сомневаться в этом было бессмысленно. Но согревала мысль: еще не скоро.
Лет через сорок-сорок пять я попытался выразить это в стихах:
В детстве со мною часто бывало:
Ночью проснусь я – и дрожь по спине!
Так ясно представлю: меня вдруг не стало!
Черная яма. Меня больше нет.
Во сне дышит мама. Все в полном порядке.
Луна за окошком. Спокойствие. Тишь.
Но хочешь вскочить и бежать без оглядки!
Вот только куда от нее убежишь?
А как-то раз зашел я в гости к своему однокласснику и увидел его бабушку, чье лицо было сплошь изрезано морщинами. Это была сама старость. Это была сама смерть.
«Как она может разговаривать с нами и даже улыбаться? – удивился я. – Ведь она знает, не может не знать, что ей уже СКОРО!»
Но эти мамины слова, что мне еще не скоро, долго, много лет утешали меня. Эх, разве же я мог тогда знать, как быстро, как чудовищно быстро заканчивается это «еще не скоро», как стремительно пролетает жизнь!
***
Чтобы закончить, наконец, с детским садом и перейти к более осмысленной жизни, расскажу еще одну историю, которая мне почему-то запомнилась.
Приближался вечер, и нам из детского сада пора было расходиться по домам. Мама не забирала меня, мне было близко – достаточно пройти через задние дворы нашей улицы, за сараями, как у нас говорили, и вот я дома.
Но тут наша воспитательница обнаружила, что у нее пропали деньги.
— Кто взял деньги? – грозно спросила она.
Мы молчали, не понимая, о чем идет речь. Понимал, видимо, только один из нас, но и он молчал тоже.
— Никто домой не пойдет! – объявила она. – Будете сидеть здесь всю ночь, пока не признаетесь!
И мы уселись на лавочке, ожидая ночи. Было скучно сидеть, потому что брать игрушки она не разрешила.
Одного мальчика воспитательница увела в другую комнату, а когда он вернулся, у него стали спрашивать:
— Это ты взял? Нашли у тебя?
— Нет! – гордо ответил он, присаживаясь на лавочку. – Искала, но не нашла!
И мы опять стали ждать. Я не знаю, как долго мы сидели. Может быть, час. Может быть, целую вечность. Но все продолжали молчать.
А потом воспитательница, так и ничего не добившись, отпустила нас всех домой.
Я возвращался по натоптанной дорожке, но мне вдруг дорогу перегородили гуси. Большой гусак вытянул шею в мою сторону и стал шипеть.
В то время я уже не боялся гусей, но предпочитал с ними не связываться. И стал осматриваться, как их можно обойти.А потом увидел маму, которая шла мне навстречу.
— Я все жду, жду, а тебя все нет! – сказал она. – А ты все это время стоял здесь и боялся гусей?
— Да, — ответил я. Мне было стыдно признаваться в том, что меня заподозрили в краже.
Но на следующий день мама сама узнала об этом и, возмущенная, задала мне вопрос:
— Ты почему не сказал, что вас домой не отпускали?
— Я не брал денег, — сказал я и стал хлюпать носом.
— Я знаю, что не брал! Уже нашли того, кто взял! Но как она посмела не отпускать вас домой!
Теперь я понимаю, почему возмущалась мама. Не только потому, что воспитательница взяла меня под арест, но и по другой причине. Мама всегда внушала и мне, и Вале: чужого не брать! И у нас даже мысли не возникало что-то украсть. А потому, заподозрив меня, воспитательница оскорбила и маму – плохо, мол, воспитала своих детей!
Я не запомнил никого из своих воспитателей. Но остались у меня две групповые фотографии из детского сада.На одном мы совсем еще маленькие и сидим в большом деревянном манеже. На другой уже сами стоим на ногах.
Хотя здесь правильнее сказать, что сидят или стоят все, но только не я. На обеих фотографиях симпатичная молодая женщина держит меня на руках. Ее я, наверное, смог бы запомнить, но она слишком рано уехала из нашего совхоза.
Позже, когда мы с мамой рассматривали фотографии, она сказала мне, указав на ту женщину:
— Как она тебя любила! Даже специально приезжала в совхоз, чтобы увидеть тебя!
А ты, бессовестный, вернулся из школы, забросил портфель и уехал кататься на велосипеде!
Но и тот случай не задержался в моей памяти. А вот свой велосипед я помнил прекрасно!
Как-то я вернулся из школы и увидел, что к стене нашего дома прислонен велосипед «Школьник». Я не сразу понял, чей он. Я не просил у мамы велосипеда, хотя и мечтал о нем.
Дом наш был на двух хозяев с одним большим общим крыльцом. Вот я и подумал сначала, что велосипед купили наши соседи. Но ведь стоит он с нашей стороны! Значит – мне!
У меня была строгая мама, но она умела делать неожиданные подарки! И вот это запоминается уже на всю жизнь!
Продолжение в следующем номере.
Олег ПОЛИВОДА