Рассказ
Окончание. Начало в №№22, 23, 24, 25
***
Восемь лет я не был в своем родном совхозе, но вдруг случилась оказия: в нашем городе проездом был мой одноклассник Женя и взял меня с собой. Женя ехал в совхоз, чтобы поставить памятник на могиле отца.
Ехали мы долго – с ночевкой в райцентре, у племянников Жени. Но и мне они были не совсем чужими – все-таки мои бывшие ученики.
А утром показался, наконец-то, и наш совхоз. И у меня защемило сердце, когда я увидел такие родные, но полузабытые места.
Но в совхоз мы сразу заезжать не стали, а завернули на кладбище. Женя и его племянник приступили к установке памятника.
Но и мне дальше не нужно было, я тоже приехал. Кладбище сильно разрослось, а потому не сразу я нашел нужную мне могилу. Но я ее нашел. И на памятнике было написано:
Высоцкая Меланья Климентьевна
14.01.1932 – 28.10.1990
Моя мама носила фамилию мужа, но отец зачем-то указал на памятнике ее девичью фамилию. Наверное, ему просто нравилась эта фамилия. Кому-то он сказал как-то, а я слышал:
— Если бы я знал, что будет такой известный артист, то взял бы фамилию жены!
Но я думаю, что отец всего лишь пошутил. Он вообще был большим шутником.
Я сказал «кладбище разрослось», но имел в виду только то, что могил здесь стало значительно больше. А вот деревья почти не росли — только по краю кладбища, но так, чахлые деревца.
Но зато сколько сорной травы! Вот и могила мамы вся заросла сорняками, а потому справедливо меня упрекали в том, что я совсем забыл маму.
Я постоял немного у оградки, глотая слезы, а потом, продолжая все так же молча плакать, стал дергать траву. Затем собрал ее и унес на край кладбища.
И снова вернулся к своей маме. Рядом была и могилка Вити. Я не знал этого мальчика, потому что он погиб еще до того, как я окончил институт и вернулся в совхоз учителем. Но я, разумеется, знал, как все случилось.
Трое мальчиков переплывали котлован, и Витя отстал. А когда его товарищи достигли берега и оглянулись, Вити уже не увидели. Вити больше не было.
Рассказали мне и о том, как мать Вити узнала о трагедии. Она работала в магазине, и к ней пришел ее младший сын, держа в одной руке удочку, а в другой ведерко с рыбой. И сказал:
— Витька утонул!
А дальше говорить мне трудно. Могу добавить только, что Витины родители содержали в идеальном порядке могилу своего сына, а каждый год в день его гибели приносили в школу конфеты и печенье.
Трагически сложилась и судьба одного из мальчиков, с которым Витя переплывал котлован. Когда Витя утонул, он настолько испугался, что убежал в совхозный сад и прятался там до вечера. А ровно через десять лет, успев отслужить в армии, но не успев еще жениться, он разбился на мотоцикле возле дома Витиных родителей. Хотя не он управлял мотоциклом, он сидел сзади. Сам же виновник трагедии остался жив и, испугавшись, убежал домой и спрятался на чердаке.
Такой вот поворот судьбы.
Моя же мама не погибла, а просто умерла.
Когда она тяжело заболела, отец вызвал телеграммой ее братьев и сестер, и все они приехали. Наверное, отец не должен был делать этого, потому что мама все поняла.
— Хоронить меня приехали, — грустно сказала она. И переубедить ее уже не было возможности.
Приехала и моя сестра с двумя своими маленькими дочками. Мама почти не вставала с постели, но в ту ночь встала и, держась за стенку, прошла в комнату, где спали ее внучки. Прошла, чтобы проверить: укрыты ли они, не сползло ли с них одеяло?
Мама умерла днем, в двенадцать часов. В это время я был в сарае, кормил корову и свиней. Управлялся, как у нас говорят. И когда, гремя ведрами, зашел в дом, услышал рыдания сестры. И я понял, что опоздал. Так и не попросил у мамы прощения за все, в чем был перед нею виноват. Я не сомневаюсь в том, что мама никогда не держала на меня обиды. Но, может быть, ей важно было услышать эти слова.
И как мне теперь сказать их?
***
С Женей мы пробыли в совхозе два дня. Но это уже был не тот совхоз, который я знал и любил – это было родное пепелище.
Сгорел и дом, в котором жила наша семья и в котором умерла мама. Я немного постоял на том месте и даже удивился, глядя на оставшийся фундамент: неужели наш дом из трех комнат, кухни, прихожей и большого коридора был таким маленьким?
А все наши яблони то ли завяли, то ли их вырубили. Да и почти вся наша улица «Садовая» лежала в развалинах. Теперь ее правильнее назвать было «Пустынной».
Котлован, в котором утонул Витя, почти весь высох. К фундаменту старого детского сада – о, мое беззаботное детство! — надо было продираться сквозь кустарник. А на месте нового двухэтажного детского сада, куда ходил мой старший сын – строительный мусор. Нет и дома быта, а вместо дома культуры, куда я в детстве бегал в кино, а в молодости на танцы – только стены, которые могут рухнуть в любую минуту. Но зато двухэтажная наша контора пока еще полностью не разрушена – стоит заброшенная и с выбитыми окнами.
Сад, который сажала моя мама, вырубили на дрова. Про больницу и говорить нечего: молодые люди – а их здесь осталось совсем мало — уже и не верят, что в совхозе когда-то была больница. А я вот до сих пор помню ее запах: запах лекарств и тревоги.
Но зато природа вплотную подошла к совхозу. Средь бела дня в самом центре, возле школы я увидел лису. Я уж грешным делом подумал, что кто-то разводит лис. Нет, говорят, это они из степи приходят. В поселке же поселились и барсуки. А брошенные и разваленные дома зарастают деревьями.
Природа возвращает себе то, что когда-то человек у нее отвоевал.
Находясь в совхозе, я подумал: лет через тридцать-сорок, когда не останется здесь ни одного жителя, все зарастет деревьями и кустарником. Случится вдруг какой-нибудь путник мимо – вот удивится оазису в глухой степи!
Когда мы уезжали, то напоследок снова завернули на кладбище. Я несколько минут простоял возле могилы мамы, но уже с сухими глазами, а потом спешно пошел к машине. Надо было торопиться: меня ждали мой город, квартира, семья, работа – обычные будни, привычная суета живого человека.
А мама снова оставалась одна. И я не знал, как долго ей теперь придется меня ждать.
Олег ПОЛИВОДА